Карсон Маккалерс - Сердце — одинокий охотник
Биф с облегчением закивал.
Он поставил на стол три порционных блюда из вчерашнего ужина, две миски супа, кофе и сладкое. Но Блаунт есть не желал. Он не отнимал рук от лица, словно губы были самым срамным местом на теле и он боялся его показать. Дышал он прерывисто, со стонами, и его могучие плечи конвульсивно вздрагивали. Сингер жестами предлагал ему одно блюдо за другим, но он только мотал головой, не отнимая рук от лица.
Биф раздельно произнес, чтобы немой мог прочесть по губам:
— Истерика…
Пар от супа поднимался Блаунту в лицо, и немного погодя он дрожащей рукой потянулся за ложкой. Он съел суп и немного сладкого. Его толстые губы все еще дрожали, и он низко склонялся над тарелкой.
Биф это заметил. Он подумал, что почти у каждого человека есть часть тела, которую он особо бережет. У немого это — руки. Маленькая Мик вечно одергивает перед кофты, чтобы материя не терла молодые, нежные груди, которые у нее начинают расти. У Алисы это — волосы; она не пускала его к себе спать, когда он втирал себе в кожу на голове масло. А у него самого?
Биф медленно повернул кольцо на мизинце. Он-то, во всяком случае, знает, чего ему больше не надо беречь. Да. Уже не надо. Лоб его прорезала глубокая складка. Рука в кармане нервно дернулась вниз. Он засвистел какой-то мотив и встал из-за стола. Смешно, что эту привычку он сразу и у других примечает.
Вдвоем они подняли Блаунта. Пьяный едва держался на ногах. Он больше не плакал, вид у него был угрюмый, пристыженный. Он смирно пошел с ними. Биф вытащил из-за стойки чемодан и объяснил немому, чей он и почему здесь оказался. Сингера, по-видимому, ничем нельзя было удивить.
Биф проводил их до двери.
— Возьми себя в руки и не бузи, — посоветовал он Блаунту.
Черное ночное небо начинало светлеть, и его бездонная синева предвещала новое утро. Наверху еще мерцали редкие бледные звезды. Улица была пуста, тиха и даже прохладна. Сингер в левой руке нес чемодан, а свободной поддерживал Блаунта. Он кивнул на прощание Бифу и повел пьяного по тротуару. Биф смотрел им вслед. Когда они прошли половину квартала, в синей тьме остались видны только их силуэты: прямой, четкий — немого и приземистый, качающийся — Блаунта, он держался за своего спутника. Когда оба они скрылись из виду, Биф постоял еще минуту и поглядел на небо. Эта безмерная глубина и влекла, и подавляла его. Он потер лоб и вернулся в ярко освещенный зал.
Биф вошел за кассу, лицо его застыло и стало жестким, когда он принялся перебирать в памяти все, что случилось за ночь. Он испытывал потребность что-то себе объяснить. Но, даже дотошно припоминая все обстоятельства, он чувствовал, что главное от него ускользает.
Дверь то и дело открывалась, впуская неожиданный поток ранних посетителей. Ночь кончилась. Вилли взгромоздил стулья на столы и принялся вытирать шваброй пол. Он уже настроился идти домой и пел. Вилли был лентяй. Он часто бросал работу в кухне, чтобы сыграть на губной гармошке, с которой никогда не расставался. Теперь он сонно возил по полу мокрой шваброй, напевая под нос грустную негритянскую песню.
В зале все еще было не очень много народу — в этот час те, кто не спал всю ночь, встречаются с теми, кто выспался, отдохнул и готов начать новый день. Сонная официантка подавала и пиво, и кофе. Разговоров не было слышно — каждый, казалось, был сам по себе. Взаимное недоверие между теми, кто только что проснулся, и теми, кто прободрствовал долгую ночь, создавало атмосферу отчужденности.
Здание банка напротив казалось на заре почти призрачным. Потом его белые кирпичные стены стали проступать все явственнее. И когда первые лучи солнца позолотили улицу, Биф в последний раз оглядел свое заведение и пошел спать.
Он шумно повернул ручку двери, чтобы разбудить Алису.
— Господи спаси! — сказал он. — Ну и ночка!
Алиса проснулась не сразу. Она лежала на смятой постели, как сердитая кошка, и только потягивалась. В ясном утреннем свете комната казалась убогой; шелковые чулки жалко свисали со шнура от жалюзи.
— А пьяный идиот все еще там? — спросила она.
Биф снял рубашку и осмотрел воротник, решая, можно ли ее надеть еще раз.
— Спустись сама и погляди. Я же сказал: захочешь его вытолкать — пожалуйста, мешать не буду.
Алиса сонно протянула руку и подняла с пола Библию, чистую карточку меню и учебник для воскресной школы. Она пошелестела папиросными листками Библии, нашла нужное место и стала читать вслух, тщательно выговаривая слова. Сегодня было воскресенье, и она готовилась к еженедельному уроку в классе для мальчиков при молодежном отделе церкви.
«Проходя же вблизи моря Галилейского, увидел Симона и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы.
И сказал им Иисус: идите за Мною, и Я сделаю, что вы будете ловцами человеков.
И они тотчас, оставивши свои сети, последовали за Ним».[1]
Биф пошел в ванную умыться. За дверью шелестел голос Алисы, учившей евангелие:
«…а утром, встав весьма рано, вышел и удалился в пустынное место, и там молился.
Симон и бывшие с ним пошли за Ним; и, нашедши Его, говорят Ему: все ищут Тебя».[2]
Она замолчала. Биф мысленно повторил себе каждое ее слово. Ему хотелось отделить смысл этих слов от голоса произносившей их Алисы. Биф пытался припомнить текст таким, каким его читала мать, когда он был мальчиком. Он с тоской поглядел на обручальное кольцо на своем мизинце, которое раньше принадлежало ей. И снова подумал, как бы она отнеслась к тому, что он перестал верить в бога и ходить в церковь.
— Сегодняшний урок о том, как он собирал учеников, — сказала, готовясь к предстоящей беседе, Алиса. — И текст мы возьмем: «Все ищут Тебя».
Биф разом вышел из задумчивости и, отвернув кран, пустил сильную струю воды. Он снял майку и принялся мыться. Биф соблюдал безукоризненную чистоту своего тела. Каждое утро он мылил грудь; руки, шею, а потом и ноги и только раза два в сезон принимал ванну и мыл все остальное.
Биф стоял возле кровати, с нетерпением ожидая, чтобы Алиса наконец поднялась. В окно он видел, что день сегодня будет безветренный и знойный. Алиса кончила читать свой урок. Она все еще лениво валялась поперек кровати, хотя и знала, что он ее ждет. В его душе накипала холодная злоба. Он иронически ухмыльнулся и с горечью сказал:
— Если хочешь, я могу посидеть и почитать газету. Но я бы не возражал, если бы ты дала мне поспать.
Алиса принялась одеваться, а Биф — стелить постель. Он ловко переложил простыни — верхнюю вниз и перевернул обе на другую сторону. Когда постель была готова, он обождал, пока Алиса выйдет из комнаты, а потом снял брюки и влез под простыню. Его ноги высовывались наружу, а заросшая жесткими волосами грудь чернела на подушке. Он был рад, что не рассказал Алисе о сегодняшних выходках пьяницы. Ему хотелось с кем-нибудь поделиться: может, если изложить факты вслух, он поймет, что его так озадачило. Жалко сукина сына! Говорит, говорит, а толком объяснить ничего никому не может. Наверно, и сам себе тоже. А как он тянется к немому — прямо прилип к нему. Ну будто хочет вывернуться ради него наизнанку.
Почему?
Потому что некоторые люди способны в одну прекрасную минуту отказаться от всего личного и, прежде чем оно начнет бродить и отравит душу, кинуть его в дар какому-нибудь человеку или пожертвовать идее. Они чувствуют в этом потребность. В некоторых людях это заложено… Текст гласит: «Все ищут Тебя». Может в этом разгадка… Возможно… Парень сказал, что он китаец. И негр, и еврей, и итальяшка. А если в это твердо поверить, может, так оно и есть. Он все, и вся, и всякий… Как он сказал.
Биф широко раскинул руки и скрестил голые ноги. Лицо его в утреннем свете, с опущенными морщинистыми веками и густой чугунной щетиной на щеках и подбородке выглядело старше. Постепенно рот его обмяк и стал спокойнее. Желтые лучи солнца, проникая в окно, жарко освещали комнату. Биф устало повернулся на бок и прикрыл глаза руками. А он был всего-навсего Бартоломью — старым Бифом, бойким на язык и скорым на расправу, — мистером Бренноном, и больше никем.
3
Солнце рано разбудило Мик, хотя накануне она вернулась домой очень поздно. Стояла такая жара, что даже кофе пить не хотелось, поэтому она налила себе ледяной воды с сиропом и съела холодные оладьи. Мик немножко повозилась на кухне, потом вышла на веранду читать комиксы. Она думала, что мистер Сингер тоже сидит на веранде и читает газету, как обычно по воскресеньям. Но мистера Сингера не было, и потом, папа сказал, что вчера тот пришел домой поздно ночью и что у него гость. Мик долго ждала Сингера. Все остальные жильцы давно сошли вниз, а его все не было. В конце концов она снова побрела на кухню, вынула Ральфа из его высокого стульчика, переодела в чистое платьице и обтерла ему лицо. А когда вернулся из воскресной школы Братишка, она собралась с ними гулять. Мик разрешила Братишке прокатиться с Ральфом в повозочке, потому что он был босиком и раскаленный асфальт жег ему подошвы. Она тащила повозку кварталов восемь до большого нового дома, который еще не достроили. К самой крыше была прислонена лестница, и, набравшись храбрости, Мик полезла по ней.
